Анатолий Добрынин - Сугубо доверительно [Посол в Вашингтоне при шести президентах США (1962-1986 гг.)]
Я стремился по мере возможности, использовать это важное обстоятельство. Таким путем не только поступала важная информация, но и можно было напрямик, иногда без дипломатии, сказать Роберту, как бы увлекшись спором с ним, то, что не всегда было удобно говорить в более официальных деловых встречах с учтивым и вежливым президентом. Несомненно, и Дж. Кеннеди сам использовал брата, чтобы зондировать мнение советского посла. Приходилось учитывать и это.
Возникают проблемы
В середине мая в привычный круг вопросов наших отношений с США (германский и прекращение ядерных испытаний) ворвалась Юго-Восточная Азия. При Кеннеди этот район не стал еще источником постоянных раздражений в советско-американских отношениях, как это было при Джонсоне, Никсоне и Форде.
Москва не имела особых интересов в этом районе, в частности в Лаосе, где тогда шла гражданская война, в которую она не была вовлечена. Создалась редкая ситуация, когда и США, и СССР были согласны в том, что общим интересам отвечал бы нейтралитет Лаоса. Это констатировали и Кеннеди и Хрущев еще в 1961 году при их встрече в Вене.
Летом 1962 года шел конфиденциальный диалог между Кеннеди и Хрущевым по этому вопросу, проходивший в доброжелательном духе.
В середине июля Громыко и Раск участвовали в совместном подписании в Женеве документов по Лаосу. Это было хорошим, хотя, к сожалению, и редким примером возможного сотрудничества наших стран. Лаос, однако, время от времени все же всплывал на неспокойную поверхность событий в Юго-Восточной Азии.
Тем временем в наших отношениях по-прежнему доминировали германский и берлинский вопросы. Я постоянно обсуждал их с госсекретарем Раском (равно как и посол Томпсон в Москве).
Раск ввел в практику раз в две-три недели встречаться со мной вдвоем в субботу в сугубо неофициальной обстановке, „сняв галстуки и за стаканом виски" для непринужденного обсуждения любых вопросов. Встречи были и в госдепартаменте, у него дома, на яхте или у меня дома. Они были очень полезными для лучшего понимания позиций сторон по разным вопросам. Но по германскому вопросу и Западному Берлину возник тупик. Аргументы и контраргументы стали звучать заученно и стандартно. Как-то Раск в шутливой форме предложил сберечь время при обсуждении этих проблем. Давайте, сказал он, занумеруем все вопросы и все ответы с обеих сторон. Тогда я, например, буду говорить: „Задаю вопрос номер пять", а Вы будете отвечать: „Ответ номер шесть". И так далее. Затем вы пишите в Москву развернутый отчет о беседе, а я докладываю о ней президенту.
Конечно, шутка Раска носила дружеский характер, но она отражала серьезность тупиковой ситуации, складывавшейся вокруг Западного Берлина. В этот момент в советско-американский диалог лично включился Хрущев, чтобы усилить давление на президента Кеннеди.
Р.Кеннеди в конфиденциальном порядке заявил Большакову, что президент обеспокоен сообщением посла Томпсона из Москвы о беседе с Хрущевым, в которой обсуждался вопрос о Западном Берлине. Эта беседа, сказал брат президента, содержит „тревожные нотки", напоминающие о возможности нового „берлинского кризиса". Сообщение Томпсона по серьезности тона похоже на его аналогичное сообщение, которое он прислал в прошлом году накануне встречи в Вене. Р.Кеннеди стремился убедить нас в том, что президент не может изменить свою позицию по Западному Берлину. Он „просто не может этого сделать". Если это будет понято в Москве, то можно будет договориться по ряду вопросов, взаимно интересующих обе стороны.
Р.Кеннеди в осторожной форме интересовался, не выступает ли кто-либо в Советском правительстве „за решающее столкновение с США, даже если это может повести к большой войне". Это предположение было решительно отклонено.
На контрвопрос, имеются ли в правительстве США сторонники „столкновений" США с СССР, Р.Кеннеди ответил: в правительстве нет, а среди военных в Пентагоне („но не сам Макнамара") такие люди есть. Недавно военные представили президенту доклад, в котором утверждают, что в настоящее время США превосходит СССР по военной мощи и что в крайнем случае можно пойти на прямую пробу сил с СССР. Но президент более реально оценивает соотношение сил и решительно отвергает какие-либо попытки „не в меру ретивых" сторонников „столкновения" США с СССР навязать администрации Кеннеди свою точку зрения.
Большаков вскоре передал реакцию из Москвы на ту часть беседы с Р.Кеннеди, где говорилось о роли военных. Президенту Кеннеди советовали держать в узде „не в меру ретивые головы в Пентагоне".
Брат президента в ответ с горячностью подчеркнул, что „такие головы" никаким влиянием в правительстве США не пользуются и, как и весь Пентагон, находятся под полным контролем Белого дома.
Тем временем напряженность вокруг германских дел, а значит, и в целом в советско-американских отношениях, не спадала. Вооруженные силы США и СССР в Берлине, по существу, занимали позиции противостояния.
13 июля, по инициативе Раска, у меня состоялась с ним длительная беседа, которая касалась в основном германских дел, но по своему существу выходила на фундаментальные вопросы наших отношений. Раск жаловался, что в последнее время „вновь усилилось давление со стороны СССР в германском вопросе". Он говорил, что президент, будучи молодым, но любознательным человеком, проявляет большой интерес к событиям в мире, смотрит далеко вперед и что он искренне считает возможным установление „более нормальных отношений" между СССР и США, несмотря на идеологические противоречия. Но для этого необходимо, чтобы СССР также признавал жизненные интересы США и считался с ними, а не прибегал к опасному давлению.
Госсекретарь обратил внимание на участившиеся заявления советских руководителей и печати по поводу возможности развязывания Соединенными Штатами превентивной войны против СССР. Если это делается в пропагандистских целях, сказал он, это одно. Но если подобные заявления отражают действительную точку зрения руководителей СССР, то это — очень опасное заблуждение.
В сугубо личном плане я заметил госсекретарю, что такая точка зрения имеет некоторое распространение в Москве. Правда, само советское руководство не опасается внезапного нападения США на СССР, но оно испытывает озабоченность, особенно в свете гонки вооружений, которой занимаются США, и растущей напряженности вокруг германских дел.
Раск ответил в том смысле, что нынешнее состояние международной обстановки и советско-американских отношений не вызывает пока больших надежд на договоренность по разоружению. Он дал понять, в частности, что намерение СССР заключить мирный договор с ГДР и тем самым завершить раскол Германии вызывает в Вашингтоне известное беспокойство ввиду дестабилизирующего влияния такого шага на обстановку в Европе.
